Владимир Познер высказался в Казани о циничном отношении к СМИ, обилии гаджетов, недоверии к Интернету и многом другом.
В.П.: Нельзя рассматривать новости в отрыве от того, о какой стране идет речь. Потому что если страна демократическая, в которой телевидение принадлежит либо частным лицам, и потому независимо от власти, хотя и зависимо от рекламодателя, или это общественное телевидение, которое не зависимо ни от того, ни от другого – это одно дело. А если же речь идет о странах не демократических или с малой толикой демократии, когда основные источники информации контролируются напрямую или опосредованно государством – тогда к новостям примешивается совершенно новый элемент. Политический момент играет несомненную роль в том, как выглядят новости – а иначе и не бывает.
В России существует абсолютно, на мой взгляд, циничное отношение к СМИ: чем меньше аудитории, тем больше свободы. А федеральные каналы — совсем другое дело, тут цензура и возникает. Это абсолютно циничное отношение властей к тому, что происходит в стране, и давно, не сегодня и даже не вчера.
Вы согласны, что нынешняя молодежь перестала смотреть телевизор?
В.П.: Я не совсем согласен с посылом, что 17-18-летние не смотрят телевизор. Это в России так. А в Америке они очень даже смотрят. И такого отвращения к «ящику», которое, безусловно, есть в России, и понятно почему, – там нет. Там телевидение кабельное, направленное на конкретную аудиторию. И оно пользуется большим успехом.
Как вы относитесь к обилию различных гаджетов, с помощью которых молодые люди черпают информацию?
В.П.: Наличие гаджетов не делает молодежь более информированной. Они не знают больше меня. Скорее даже гораздо меньше. То есть само наличие этого колоссального количества гаджетов никак не делает информированным. И в этом как раз кроется опасность.
Хочу вот что еще сказать о важности Интернета. В прямом эфире я выхожу на Дальний Восток. Потом программа уже повторяется по орбитам. В феврале я вышел в эфир, а на следующий день давал пресс-конференцию, посвященную выходу моей книжки. И один журналист спросил, почему на Дальний Восток у меня был один вариант «прощалки», а в центральной России – другой. Так вот они в Интернете поймали это дело, и было видно, что кое-что убрали. С тех пор не трогают. Скандал-то был большой. Так что с этой точки зрения Интернет дает колоссальные возможности сохранять правду.
Свобода слова существует?
В.П.: Когда-то мы делали в Америке программу с Донахью и критиковали американскую автомобильную промышленность. А компания General Motors давала рекламу в нашей программе. Нас потом вызвало начальство со словами: «Вы что?». Мы ответили: «Ну, мы же правду сказали, свобода слова, все дела». Нам ответили: «Свобода слова – это на улице. У нас в студии – совсем другое дело. Вы не можете трогать рекламодателя. А иначе как мы вам будем платить зарплату?». Вот вам, пожалуйста, цензура другого рода. Я ее предпочитаю политической цензуре, но она тоже есть.
Вопрос задает еще одна ведущая «Первого канала» Арина Шарапова: «В силу того, что в Америке – самое мощное в мире телевидение, все из мира телевидения, так или иначе, хотят подражать этой великой стране. И ужасно хочется, чтобы уровень развития демократии и телевидения, которые есть там, хоть немного проецировались на Россию. Но сколько раз привозились американские программы в Россию – и не шли у нас. Не всегда корректно кому-то подражать, хочется создать и собственную форму жизни. Мы подражаем Америке, но технически и политически у нас пока это невозможно. Хочется, чтобы мы делали свое. Так вопрос вот в чем: возможно ли, не оглядываясь на Америку, жить на нашем телевидении?»
В.П.: На российском телевидении есть одна программа, которая полностью совпадает с такой же в Америке. Поначалу она шла не слишком хорошо, а сейчас – явно лучше. Я имею в виду «Вечернего Урганта». Это абсолютная копия программы Дэвида Леттермана, по всему: оформлению, декорациям, манере поведения ведущего, тому, как все это построено. Поскольку Ваня человек остроумный, умный, стремящийся, то постепенно он научился кое-чему. Например, шутить в начале передачи стоя – это то, чего он совсем не умел. Сейчас у него это лучше получается.
У меня нет ощущения, что у нас идет безумное подражание американскому телевидению. Может, конечно, я заблуждаюсь. Потому что мало смотрю телевидение.
Вы сами доверяете новостям центральных телеканалов?
В.П.: Я лично не знаю ни одного человека, который бы в разговоре со мной сказал, что верит новостям. Я просто ни одного такого человека не знаю. Но смотрят. Хотя доверять и смотреть – это разные вещи. Верят только негативным новостям.
Каким-то новостям я сам, безусловно, доверяю. Но не новостям федеральных каналов. Потому что они окрашены политически. Но новостям целого ряда других каналов я доверяю.
А кому вы еще верите? В Интернете ищете объективную информацию?
В.П.: Я вообще не доверяю Интернету. Потому что это субъективные мнения многих разных людей. Но захожу туда.
Нередко журналистам приходится ждать приезда первых лиц и начала официальных мероприятий по 5-7 часов. Как вернуть уважение к журналистам?
В.П.: В России не существует «четвертой власти». В других странах все-таки в какой-то мере она существует. Конечно, в меньшей степени, чем это было 20 лет назад. Там на журналиста смотрят как на журналиста. А у нас на журналиста смотрят как на лицо малоприятное. Еще очень живое определение – солдат идеологического фронта. А солдат получает приказ, и должен его выполнить. Поэтому менталитет несколько иной.
Но, в принципе, ждать журналистам приходится во всех странах. Или уходить. Но тогда не получать истории.
Интересная история случилась у Рокфеллера в офисе. В приемной сидело несколько человек. Заходит к Рокфеллеру секретарь и говорит: «В приемной у вас сидят несколько человек и журналист из «The New York Times»…
Источник
Кристина ИВАНОВА
29 Ноября 2012
