Владимир Познер — один из самых авторитетных российских тележурналистов. И совершенно не случайно именно он на протяжении многих лет возглавлял Телеакадемию. Сейчас Владимир Владимирович ведет программу «Познер», которая выходит на Первом канале. Он входит в жюри премии «Триумф», в 1997-м открыл в Москве Школу телевизионного мастерства.
Но телевидением, конечно, интересы Владимира Познера не ограничиваются: в 2004 году они вместе с братом Павлом открыли в Москве французский ресторан «Жеральдин», который назвали в честь своей матери.
— Владимир Владимирович, вы учились на биофаке МГУ, в те времена это было серьезное образование. Как же вы попали в журналистику?
— Это, конечно, произошло не сразу…
После окончания университета я работал литературным секретарем у Маршака, причем попал к нему самым удивительным образом… А дело было так. Еще на биофаке я увлекся переводами английских поэтов XVII века, и вот однажды он позвонил мне домой и пригласил к себе. От неожиданности я чуть не лишился дара речи! Маршак сказал, что читал некоторые мои вещи, и предложил стать его литературным секретарем. Конечно, я тут же согласился. Как к нему попали черновики моих переводов, до сих пор точно не знаю…
Так вот, Маршак платил мне 70 рублей в месяц. Прошло время. Однажды мне позвонил приятель и сказал, что в недавно созданном информационном агентстве АПН ищут людей со знанием языков, на ставку редактора журнала — 190 рублей. Это была очень существенная разница. Тогда я был женат, у меня росла маленькая дочь. Так что мое желание попасть в АПН было связано, в первую очередь, с деньгами… Честно вам скажу: никогда до этого даже не собирался заниматься журналистикой, но так сложилась жизнь, что я стал журналистом.
— Недавно у вас вышла книга о путешествии по Франции с Иваном Ургантом «Тур де Франс», а до этого был одноименный цикл передач. Как вы считаете, фильм и книга друг друга дублируют или дополняют?
— Скорее, дополняют. Это совершенно различные способы разговора с читателем и зрителем. В фильме нельзя долго размышлять, рассуждать, сравнивать, углубляться в исторические детали. К тому же это телефильм, а не кино. А телевидение, как известно, требует определенного темпа.
Книга — это, собственно, не рассказ о поездке, а мои размышления о Франции, стране, в которой я родился, но по которой никогда раньше так обстоятельно не путешествовал. Да ведь вы и сами знаете: человек, как правило, по родной земле особенно не разъезжает, мы на родине общаемся, в основном, с людьми своего круга, горизонтально, а не вертикально. Нам же с Иваном представилась возможность объехать почти всю страну, попасть в места, куда бы я никогда не поехал, повстречаться с людьми, с которыми никогда бы не встретился. Все это открыло для меня Францию с новой стороны, хотя я долго здесь жил…
Так что эта книга больше о том, что я нашел для себя нового во Франции. Ну, и попытка «влюбить» читателя в эту, как я считаю, самую прекрасную из всех стран мира. Также мне хотелось развеять некоторые предрассудки и расхожие штампы о Франции и французах. У нас считают, что Франция — это вино, мода и все. Но ведь это страна, благодаря которой существует кинематограф, которая первой в Европе запустила поезда высокой скорости, страна высоких технологий. Здесь много чего было открыто, и французы этим заслуженно гордятся.
— А почему вы отправились в это путешествие именно с Иваном Ургантом, который младше вас больше чем на сорок лет?
— Это тоже произошло случайно. Когда я задумывал «Одноэтажную Америку», хотел, чтобы со мной поехал Леня Парфенов, у нас с ним хорошие отношения. Но Леня не смог — он в то время стал главным редактором «Русского Ньюсвика». Возникли еще несколько кандидатур, но и с ними ничего не получилось.
И тут мне кто-то говорит: а вот есть Иван Ургант, 28 лет. В тот момент я о нем ничего не знал и удивился: «Вы что, смеетесь? Детский сад какой-то, о чем я с ним буду разговаривать?!». Но все-таки мы встретились, и Ваня мне сразу понравился. Очень открытый, сердечный, добрый, умный, начитанный, интересующийся человек. Мне с ним повезло, потому что мы разные по многим параметрам, и эти отличия между нами придают фильму особую драматургию. Мы очень подружились, сделали фильм о путешествии во Францию, в этом году поедем в Италию. Привыкли друг к другу: у него замечательное чувство юмора, я тоже юмора не лишен. Нам вместе хорошо работается…
— Ваша программа «Познер» построена в жанре интервью. Вам в жизни очень повезло: вы встречались со многими интереснейшими собеседниками, и даже у Билла Гейтса интервью брали…
— Да, памятных встреч было очень много. Но интервью с Биллом Гейтсом, наверное, одно из самых ярких за все годы работы. На беседу отвели двадцать минут. Меня предупредили: если Гейтсу станет скучно, он либо развалится в кресле и заснет, либо встанет и уйдет, ничего не сказав. Ну, думаю, ничего себе… Начал задавать вопросы, и вдруг мы заговорили об образовании. Гейтс вспомнил Древнюю Грецию, как там рассаживали детей не в затылок друг к другу, как принято в обычных классах, а полукругом, чтобы все видели учителя… Он стал сетовать на то, что вся школьная программа в современном мире построена неправильно. В общем, мы разговаривали полтора часа. И это было так интересно! Более того, примерно через месяц я получил от него письмо с благодарностью за эту встречу.
— О своей программе «Времена» вы говорили: «Я хочу, чтобы люди понимали, что от них зависит многое, и если они будут занимать пассивную позицию: «Меня не касается, я ничего не могу сделать», то мы еще долго будем находиться в полутьме…». Сейчас вы могли бы сказать то же самое?
— Да, это одна из целей моей работы и сегодня. Сейчас в нашем обществе апатии и безразличия даже больше, чем раньше. Царит убеждение: я все равно ничего не могу сделать, изменить, поэтому не нужно даже пытаться. Это, разумеется, не так. И нужно понимать, что такие настроения очень опасны для социума, поэтому я стараюсь с ними бороться.
— Вы родились во Франции, живете в России. Кем себя считаете сами?
— Однозначно ответить сложно, во мне намешано столько разных кровей… Если использовать кинологическую терминологию, то меня можно смело назвать «дворняжкой». Мама — француженка, папа — еврей, родившийся в Санкт-Петербурге. Я же родился во Франции, рос, в основном, в Америке, потом приехал в СССР…
А вот если говорить о том, где мне лучше всего, где я себя чувствую дома… В этом смысле, наверное, ближе всего мне Франция. Причем, вся страна в целом, в отличие, например, от Америки, где я себя чувствую как дома только в Нью-Йорке.
— Был ли в вашей жизни человек, на которого вам бы хотелось быть похожим, которому вы подражали?
— Пожалуй, да. В 1955 году мой отец с мамой вновь собрались переехать работать в Германию. За год до этого отец встретился со своим старым другом, Иосифом Давыдовичем Гордоном, которого в 1937-м арестовали как английского шпиона. После смерти Сталина реабилитировали, Гордон вернулся в Москву, но жить ему было негде, и мой папа предложил переехать к нам, заодно и за мной последить. И он в каком-то смысле стал мне вторым отцом. Человек, который сыграл огромную роль в моей жизни, очень на меня повлиял. Он звал меня Генрихом, потому что во Франции нашел учебник русского языка для французов, в котором был такой диалог: «Здравствуйте, как вы поживете? — Благодарю вас Генрих, я здоров». И Иосиф Давыдович очень хотел, чтобы нашелся какой-нибудь Генрих, который бы спросил, как он поживает. Но поскольку ни с одним Генрихом встретиться ему не довелось, то Генрихом стал я…
У него я научился очень многому. Никогда не забуду, как однажды в разговоре о вреде профессиональных компромиссов Иосиф Давыдович мне сказал: не дай бог, чтобы когда-либо утром вы встали, пошли в ванную комнату, и, увидев свое отражение в зеркале, вам захотелось плюнуть. Точнее не скажешь…
— Что вас больше всего радует в жизни?
— Очень люблю ездить по разным странам и считаю, что ничего более интересного не существует. Особенно люблю Европу. Мой личный опыт свидетельствует: если разговариваешь с людьми просто так, а не через микрофон и телекамеру, узнаешь много нового.
Конечно, я получаю удовольствие от общения с друзьями, от книг, хорошей музыки. Ничего не коллекционирую, но так получилось, что стал собирать кружки с названием мест, где я побывал. Сейчас у меня триста с лишним таких кружек! Очень люблю теннис, два раза в неделю хожу на корт. Так что я много от чего получаю удовольствие…
Французская часть моей натуры словно говорит мне: надо взять все хорошее от дня сегодняшнего, а что будет завтра, никому не известно. Конечно, надо планировать: вот через две недели я буду там-то и там-то, это все правильно. Но не упускай день сегодняшний, он такой прекрасный! Именно так живет вся Франция. Скажем, во время обеда нужно не торопливо запихивать в себя еду, а пару часов посидеть с друзьями. Поработать можно и вечером…
— Обычно спрашивают, как человек пришел к вере, а вы известны своим атеизмом. Как вы к этому пришли?
— Я был крещен моей мамой в католической вере. Родился я вне брака, мои родители в тот момент не были расписаны, но в 1934 году во Франции не крестить ребенка считалось неприличным…
У нас дома никогда религия не обсуждалась, моя мама была не верующей, а скорее агностиком, папа был атеистом. В юности эти вопросы меня не волновали, а по мере того, как я рос, начал ими интересоваться: несколько раз перечитал Библию, читал Коран. Я ведь после биофака МГУ собирался быть ученым, и постепенно у меня возникали сомнения: ну как можно поверить в то, что все-все, буквально до молекул, создано кем-то? Нет, если кто-то верит — на здоровье, более того, если кто-то считает, что земля плоская — пожалуйста, я не возражаю, но для себя решил, что в это поверить не могу…
Меня, честно говоря, больше всего смущает запрет на сомнение… А церковь, конечно, отдельный разговор. Люди, которые считают, что они напрямую общаются с Богом и имеют право отпускать грехи, продавать индульгенции, доверия у меня не вызывают. Вспомните, сколько народу было сожжено, повешено, убито во время инквизиции и религиозных войн… Я не хочу, чтобы мои слова звучали, как будто я выступаю против церкви и религии, среди читателей наверняка есть верующие. Никого не хочу оскорбить, а просто стараюсь ответить на ваш вопрос…
— Вы много лет жили в Америке. Чему вас научила эта страна?
— Очень многому, расскажу вам только одну историю. Когда я там рос, карманные деньги дети не получали просто так, их надо было заработать. Что-то делать по дому, накрывать или убирать со стола, выносить мусор… Я это делал и получал совсем немного — 50 центов. Сказал папе, что хочу больше, на что он ответил: пожалуйста, найди работу…
За углом нашего дома находился магазинчик, в котором продавались конфеты и игрушки, а рядом был стенд с газетами. Я подошел к хозяину и спросил, нет ли у него какой-нибудь работы для меня. Он предложил мне разносить по утрам газеты (тогда их по почте не рассылали). На следующее утро я пришел к нему в пять часов, и Сэм показал дома и квартиры своих подписчиков, но сказал, что платить мне не будет. Зато по праздникам я имел право позвонить в квартиру, сказать, что разношу им газеты и получить чаевые. Я начал работать, и первыми моими чаевыми были сто долларов, это примерно тысяча, если пересчитать на сегодняшние деньги. Представляете, какая огромная сумма для десятилетнего мальчика! Я купил себе велосипед с корзиной и уже развозил газеты вместо того, чтобы таскать их на себе…
Все было чудесно, но в один прекрасный день я проспал и прибежал позже. Сэма уже на месте не было, я остался ждать его у входа в магазин. Наконец он появился: в очках, такой серьезный и важный. Я говорю: «Сэм, извини, такое дело, вчера у нас были гости, я убирал со стола, завозился, поэтому проспал». Он похлопал меня по плечу и сказал: да ты не переживай, все нормально, только в следующий раз, когда проспишь, не приходи, тут есть другой мальчик, который хочет работать. Он меня не ругал, не говорил, как не стыдно и нехорошо я поступил… Больше никогда в жизни я не опаздывал.
— У Пушкина есть такая фраза: «Благосклонное внимание женщин — почти единственная причина всех наших усилий». Вы с этой мыслью согласны?
— Я очень люблю Пушкина. Он, как известно, был большим поклонником женщин, понимал и любил их. И, конечно, он прав. Я думаю, что женщины играют огромную роль в жизненных устремлениях нормального мужчины, и желание понравиться им, произвести на них впечатление является одним из важнейших факторов его действий.
— Могли бы вы это соотнести с собой?
— Я думаю, отчасти это так и есть.
— У вас произошли большие перемены в личной жизни: вы женились на продюсере и промоутере Надежде Соловьевой. Можно ли это событие воспринять как еще одно подтверждение правоты великого поэта?
— Может быть…
— Вы родились первого апреля. Интересный у вас получается день рождения…
— Я — первоапрельский! Между прочим, это уникально звучит: ведь не скажешь «первоиюньский», «первосентябрьский»… Родиться в день дурака, когда все пытаются тебя разыграть, — это замечательно. Когда я был маленьким, всегда становился жертвой шуток родственников и приятелей. Ну, а когда вырос, разыграть меня стало гораздо труднее. Потому что я родился первого апреля и всегда помню про этот день…
Александр СЛАВУЦКИЙ, фото автора