Советская и российская эстрадная певица, композитор, поэт-песенник, продюсер, киноактриса, народная артистка СССР Алла Пугачева отвечает на вопросы Владимира Познера
Российская эстрада «стоит на краю пропасти», считает народная артистка СССР Алла Пугачева. «Я не могу все определять на свой вкус, но я могу оценить непрофессиональные аранжировки и дурацкие тексты, и я не слышу ничего интересного, — отметила она в эфире программы «Познер. – Мне не нравится то, что происходит, но я ничего не сделаю, чтобы от края увести: наверное, надо упасть и удариться, чтобы понять, как из этого выбираться».
Видеозапись программы:
Переходя от положения на эстраде к положению в стране вообще, Алла Пугачева заявила, что «произошла большая потеря – потеря совести». «Бессовестны плохо подготовленные учителя и врачи, бессовестны те, кто платит им гроши, все бессовестно и неправильно, — пояснила она. – Материально народ терпит, но он чувствует себя униженным».
Говоря о своем активном участии в политической жизни страны накануне президентских выборов, певица подчеркнула, что для нее это была «не предвыборная кампания, а поддержка друга – Михаила Прохорова». «Я безумно хотела, чтобы народ и власти получше узнали Михаила Прохорова без этого дурного слова – «олигарх», — рассказала Алла Пугачева. — Я его хорошо знаю, знаю его порядочность, хозяйственность, а главное – патриотизм, как он болеет за людей и хочет помочь».
При этом Алла Пугачева категорически отказалась вступать в партию, которую намерен создать Михаил Прохоров. «В партию не пойду – это не мое, но буду рядом и всегда помогу, — отметила она. – Я — дитя советского времени, от слова «партия» меня трясет».
В.ПОЗНЕР: В эфире – программа «Познер», гость программы – Алла Пугачева. Добрый день, вечер.
А.ПУГАЧЕВА: Добрый день.
В.ПОЗНЕР: Спасибо, что пришли, Алла Борисовна. До того как мы вышли в эфир, мы разговаривали, и вы мне сказали, что вы совсем не телевизионный человек. Хотя, казалось бы, что вы – самый что ни на есть телевизионный человек. Нет?
А.ПУГАЧЕВА: Вот такая судьба мне была уготована. Потому что я не любила ни фотографироваться, ни сниматься, и для меня это пытка всегда была. И вот эта пытка продолжается уже много-много лет.
В.ПОЗНЕР: И без этой пытки, видимо, тоже не очень?..
А.ПУГАЧЕВА: Невозможно.
В.ПОЗНЕР: Скажите мне, пожалуйста. Не будет ни одного вопроса по поводу личной жизни – просто чтобы вы это имели в виду… Потому что я считаю, что это сугубо личное дело, и нечего. Но один вопрос меня совершенно замучил. Как вы для себя объясняете эту феноменальную популярность и народную любовь, которая вас сопровождает? Причем, я сравниваю вас с Высоцким, который тоже был необыкновенно популярен, и его тоже любили. Конечно, не то, чтобы он пел как вы, но то, что он пел, содержание было совершенно другим и в какой-то степени очень социально активным. У вас — совершенно другое. Значит, не за это, что вы в своих песнях выражали то, что другие хотели бы сказать, да не могли. Для вас есть объяснение?
А.ПУГАЧЕВА: Я не анализировала никогда свою жизнь и популярность. Но последнее время я подумала тоже, я задавала себе вопрос, думаю: «Боже мой, вроде бы и ничего особенного, как я считала. Что же произошло в моей жизни?» Вы говорите «Высоцкий». Он – мужчина-мужчина. А я – женщина-женщина. Никогда себя певицей-то не называла, а именно женщиной, которая поет. И все женские темы были в моих песнях, скорее всего, выражены более доступно, более незавуалированно, а по-человечески простым, женским языком. И это как-то откликалось в душе именно женщин. Мне кажется. И поэтому такой отклик был. А многие вообще думали, что у меня какие-то подтексты. «Все могут короли» вспомните. То есть пытались все время что-то приписать. И поэтому популярность все время подпитывалась не мной, а какими-то выдумками, предположениями.
В.ПОЗНЕР: И по сей день вы остаетесь той самой…
А.ПУГАЧЕВА: Вы поверите, что я ничего, лично я ничего для этого не делала? Только пела, пела и пела.
В.ПОЗНЕР: Верю абсолютно. Я когда готовился к встрече с вами, я много чего читал и даже полез в самую авторитетную энциклопедию «Британника» посмотреть, есть там Пугачева или нет. Оказывается, есть. И написано – я перевожу сразу на русский – вот что: «Алла Борисовна Пугачева – популярная русская певица, известная своим уникальным сочетанием славянской музыкальной чувствительности и западной музыкальной эстетики». Вы согласны с этим или?..
А.ПУГАЧЕВА: Вы знаете, согласна. Я даже не ожидала. Хорошо, что вы мне перевели. А то у меня документ есть, но не переводила. А, действительно, точно, да. Russian soul – они так и называли.
В.ПОЗНЕР: И еще. Довольно авторитетная газета «The New York Times» написала о вас так: «В серую советскую эру Алла была сиянием цвета, света и жизни. За честность такого рода, особенно в системе, которая возвела ложь на уровень политического кредо, она была обожаема». Как вам это?
А.ПУГАЧЕВА: Вот видите? Вы меня спрашивали, а здесь так красиво написано. Я согласна, я подписываюсь.
В.ПОЗНЕР: Согласны? Хорошо. Вам удалось встать на один уровень с такими эстрадными, выдающимися людьми как, скажем, Эдит Пиаф, например, или Элла Фицджеральд. Но вы одна такая, если говорить о России. Других нет. И если говорить о группах, то вообще у нас никого нет, кто мог бы сравниться с «Роллинг Стоунз» и так далее. В чем дело? Может быть, эстрада не совсем российское дело? Больше звезд ведь нет такого масштаба. И довольно много лет. Смотрите, Утесов (я очень его люблю), Шульженко, Бернес. Замечательно, но, все-таки, это не Синатра, это не Рэй Чарльз… А вы — на том уровне. Как это объяснить? Вы об этом думали когда-нибудь?
А.ПУГАЧЕВА: Я вообще о себе меньше всего думала.
В.ПОЗНЕР: Об эстраде вы же думаете?
А.ПУГАЧЕВА: Нет. И когда вы мне говорите, что я одна такая, мне настолько неловко… Потому что, в принципе, все разные. И про каждую певицу на нашей эстраде можно сказать «Она одна такая». У меня был выбор: я могла уйти в джаз, я могла в русские народные песни уйти (мне это безумно нравилось), в рок уйти. Но я выбрала, такой выпал мне билет, трехминутный песенный спектакль. И у меня это получилось. Потому что, видно, все-таки, актриса во мне преобладала. Потому что голос не сразу формировался. И это умение подать песню – оно мне дало такой толчок. Может быть, в этом, действительно, я пока одна такая. А во всех остальных случаях — все разные. Ой, что это я оправдываюсь?
В.ПОЗНЕР: Есть ли отличие шоу-бизнеса нашего и шоу-бизнеса их?
А.ПУГАЧЕВА: Конечно, есть. Во-первых, там, действительно, настоящий бизнес. Они умеют вкладывать деньги и умеют все это продюсировать, продавать. У нас этого пока не умеют. Совершенно не умеют. Это, знаете, такой бизнес на государственном уровне. А у нас это пока… Монополистские движения есть, существуют — один, второй, третий…
В.ПОЗНЕР: В развитие этого. Как-то вас спросили, почему вы решили, все-таки, уйти с эстрады. И сослались на то, что Мадонна, Пол Маккартни никуда не уходят, хотя они и старше вас.
А.ПУГАЧЕВА: Старше меня? Мадонна?
В.ПОЗНЕР: Маккартни-то точно. Мадонна, наверное, примерно такой же возраст. Я не знаю точно.
А.ПУГАЧЕВА: Маккартни – да. А Мадонна помоложе.
В.ПОЗНЕР: Вы ответили таким образом: «Зачем Полу Маккартни или Мадонне останавливаться? Они зарабатывают безумные деньги на выпуске дисков, а не на изнурительных гастролях, которые доводят артистов до жуткого переутомления. Если «Роллинг Стоунз» затаскать по гастролям как Кузьмина, никакой бы формы у них уже не было, их бы давно уже не стало. Кузя лишь недавно приобрел дачу рядом со мной. Это разве нормально?» Это вы так сказали в 2004 году. Я не берусь судить, нормально или ненормально, но, выходит, главное – это то, что деньги, все-таки, у них совсем другие, и что это является серьезным стимулом? В этом ничего плохого нет, на мой взгляд.
А.ПУГАЧЕВА: Нет ничего плохого в этом. Жалко, когда пропадает интерес к труду. Жить без интереса к тому, что ты делаешь, невозможно. Значит, у Пола Маккартни есть интерес к этому, он чувствует, что он нужен, его музыка нужна. Мадонна… Я уже увидела усталость на ее лице, несмотря на то, что шикарные все номера. Меня трудно обмануть, я увидела усталость и легкое безразличие к тому, что она делает. Это уже признак того, что пора валить, несмотря на то, что… Я думаю, что ей есть, на что жить. У нас, действительно, пытаются звезды как-то жить, понимаете? А жить и заработать можно только на гастролях. Откуда все эти фанеры пошли? От того, чтобы заработать и голос не потерять. Вот весь кошмар-то.
В.ПОЗНЕР: То есть вы оправдываете пение под фанеру? Выходит, что это вынужденная мера?
А.ПУГАЧЕВА: Мне это не нравится, но я знаю две причины, по которым никуда не денешься. Даже три. Первая — что зарабатывать нужно, жить надо. Иногда никаких условий нет, голос сел, отменить концерт невозможно, включается фонограмма. Вторая причина — продюсер хочет быстро отработать деньги, которые он вложил в группу. Неужели он будет им оркестр, аппаратуру покупать? Он их гоняет по клубам под фанеру и быстренько эти деньги возвращает себе. И третья — это, конечно, телевидение. Потому что очень тяжело сделать шоу живое. У меня был такой случай, концерт рокеров (они песни мои пели) «Ты молчи, а мы споем». Вместо двух часов концерт продолжался около четырех часов, потому что каждый хотел свою аппаратуру, они выносили инструменты. И каждый раз между номерами появлялась огромнейшая пауза. Это очень тяжело, понимаете, и зрителям… А мне? Я между этими номерами как клоун, как коверный! Что я только не делала, чтобы как-то заполнить эту паузу. И поэтому на телевидении стараются все сделать под фонограмму, чтобы легче было монтировать. И шоу должно продолжаться. Вот так. Для меня это отвратительно, я потому что терпеть не могу фонограмму постольку, поскольку я не умею под нее петь.
В.ПОЗНЕР: И никогда и не пели?
А.ПУГАЧЕВА: Нет, почему? А как же? Я же должна была участвовать в «Песне года» или еще где-то. Это катастрофа. Все знали, весь зал понимал, что я пою под фонограмму, все смеялись, потому что я не попадала в нее никогда.
В.ПОЗНЕР: «Эстрада должна создавать у людей хорошее настроение, формировать их художественный вкус, воспитывать молодежь. Так давайте думать не о коммерческом успехе, а о качестве творчества в первую очередь». Я хотел было сказать вам: «А вы знаете, кто это говорил?» Не буду играть в эти игры – это говорили вы, но очень давно. Это было в 1981 году. Так вот, считаете ли вы, что за эти 30 лет что-то сдвинулось в этом направлении, что эстрада, действительно, стала, может быть, тем, что дает лучше настроение, что воспитывает художественный вкус, что воспитывает молодежь?
А.ПУГАЧЕВА: Не знаю. Чего-то воспитателей-то маловато, конечно, сейчас.
В.ПОЗНЕР: В отношении вкуса.
А.ПУГАЧЕВА: На вкус и цвет товарища нет, понимаете? Я не могу определять все по своему вкусу, потому что одним нравится одно, другим нравится другое. Я знаю, что эстрада – это дело молодых. И каждое поколение выбирает себе свою музыку, свои темпы, свои ритмы. И я только за.
В.ПОЗНЕР: Дурной вкус, по-вашему, это нечто субъективное? То есть я считаю дурным, а вы считаете, что совсем даже нет.
А.ПУГАЧЕВА: Субъективное. Конечно, наши вкусы разнятся. Мне, может быть, что-то понравится, а вам нет. Но я могу оценить аранжировку и сказать, что абсолютно дурацкий текст. Непрофессионально. Сейчас почти все непрофессионально. Но мне – 63. Тринадцатилетнему – нравится, ему это очень нравится такой дурацкий текст. Вероятно, он попадает на его сознание, на его уровень.
В.ПОЗНЕР: Вы понимаете, что привыкание к непрофессиональному не может привести к хорошему. Дурацкий текст – это дурацкий текст.
А.ПУГАЧЕВА: Я не знаю. Сейчас профессии все… Авторы текста, композиторы… Мне тяжело сказать. Я ничего не слышу интересного. Что-то надломилось. Что-то мне, в общем, не нравится. Я буду брюзжать сейчас как стареющая певица на пенсии. Что-то происходит. И мне кажется, что мы стоим на краю падения какого-то… Я не знаю. Но я ничего не сделаю, понимаете, для того, чтобы от этого края кого-то увести. Мы, наверное, должны упасть. Упасть, сильно удариться для того, чтобы понять, что выбираться из этого дерьма надо. Понимаете? Оно везде. Что в эстраде, что там, что тут. Что-то произошло. Время такое. В воздухе что-то творится. Не знаю.
В.ПОЗНЕР: Вам за свою карьеру на эстраде (не только на эстраде) приходилось идти на компромиссы?
А.ПУГАЧЕВА: На компромиссы с совестью – нет, никогда. На компромиссы, которые мне продюсеры предлагали, может быть, и было пару раз. Сейчас уже не помню. Компромисс компромиссу – рознь.
В.ПОЗНЕР: Так сказать, переступать через себя?..
А.ПУГАЧЕВА: Нет. Боже упаси.
В.ПОЗНЕР: Были случаи, когда пытались вас заставить?
А.ПУГАЧЕВА: Что сейчас вспоминать? Сколько этих было случаев, сколько раз пытались заставить. Была такая жизнь, и я другой жизни не знала. Я не знала, что может быть лучше или хуже. Я боролась за свое место под солнцем. И мне казалось, что меня наказать нечем. Чем меня могут наказать? Со сцены убрать? Я найду место, где выступить. Язык выдернут? Рисовать начну. Такая безоглядность была в молодости. Хотя, теперь, когда совсем другие времена… Мне часто говорят: «Вам, наверное, было тяжело?» И я даже не знаю, что сказать. Потому что когда ты другой жизни не ждешь, то это не тяжело, ты просто живешь и пытаешься выжить в той, которая есть, то есть в предлагаемых обстоятельствах.
В.ПОЗНЕР: Помните у Жванецкого? «Кто не видел других туфель, наши туфли…» Три года назад, в 2009 году вы собрали пресс-конференцию для того, чтобы сообщить, что вы уходите с эстрады, что это последнее ваше турне. Примерно через год хорошо вам знакомый журналист и знаток музыки Артемий Троицкий сказал следующее: «Если б я был продюсером жизни Аллы Борисовны Пугачевой, я бы разработал для нее то, что сделала Грета Гарбо, то есть на пике уйти и все. И где-нибудь после 1990 года – полное молчание, легенда, миф. Великая и ужасная, но королева». Скажите пожалуйста, вам удалась роль продюсера собственной жизни?
А.ПУГАЧЕВА: Думаю, что да. Я даже думала раньше уйти, после программы «Избранное». Но так случилось, что не могла.
В.ПОЗНЕР: Это из-за усталости? Помните, вы раньше сказали, что когда уже тебе не интересно больше в профессии, тогда, собственно, и?..
А.ПУГАЧЕВА: В общем, да, конечно. Были там, конечно, еще какие-то причины — здоровье и все такое. Но, в принципе, как-то неинтересно стало. А когда нет интереса, это сразу на лице. И это передается. Насиловать себя не хотела.
В.ПОЗНЕР: Все-таки, в советское время, которое вы очень хорошо помните и я — тем более, потому что я еще старше, вам позволялось, по существу, почти все. Вы даже сейчас говорили: «Что со мной сделают? Не это, так это» и так далее. Почему? Как вы думаете, почему именно вам, когда никому ничего не разрешали (тогда гоняли всех – Театр на Таганке, Высоцкий), а вы… Как это вы объясняете?
А.ПУГАЧЕВА: Я это объясняю только одним – безумной любовью народа. Это была моя защита, это были мои ангелы-хранители. То есть до такой степени я как-то слилась с этими людьми. Я стала частью, понимаете. Я и сейчас чувствую себя частью, даже если я не пою. И все прекрасно понимали, что лучше не трогать, лучше не надо.
В.ПОЗНЕР: Об этом мы поговорим. Был момент, когда, казалось бы, тронули, и очень интересное получилось развитие событий. Но сначала потерпите, будет реклама.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
В.ПОЗНЕР: Итак, я обещал рассказать, как вы чуть не ушли гораздо раньше. Будет цитата, немножко длинная, но того стоит: «Был, правда, период, когда совсем затюркали меня. Тогда я решила сама уйти со сцены, но со скандалом таким, чтобы всем жарко стало. Сшила платье очень скромное, светленькое, на кнопочках впереди. Сама нежность. И хотела выйти в нем в концерте на День милиции в зале «Россия». Думаю, спою, а в конце как я эти кнопочки расстегну, как платье распахну, а там — только бикини. А это прямой эфир. И что они потом со мной будут делать, не важно. Надоело все. То напишут в газете, что я на колени к какому-то мужику в первом ряду села, то еще подобную дичь. Но триумфального ухода не получилось – бог спас. Меня-то спас, а, вот, другого – нет. Умер Брежнев, и праздник на День милиции отменили». Я хочу вас спросить. Вы же не могли не думать о том, что, все-таки, будет потом? И что же вы думали?
А.ПУГАЧЕВА: А ничего я не думала. Потому что, в конце концов, до того меня это все достало, понимаете? Это нельзя, то нельзя, то я где-то ногу показала. Это я думаю: «Боже, что же это было бы сегодня?» Я же думала, наивная, что вот это вранье… Вот сегодня врут – это врут.
В.ПОЗНЕР: То есть вы подготовились, но при этом совершенно не стали думать: «Я это сделаю, меня выгонят отовсюду», и?
А.ПУГАЧЕВА: А вы зря думаете, что бикини там было.
В.ПОЗНЕР: Это вы рассказали – я не думаю, я вас цитирую. А что было? Ничего не было?
А.ПУГАЧЕВА: Ничего вообще. Представляете, какое у меня было состояние?
В.ПОЗНЕР: А вы не думали тогда, что вы уедете вообще?
А.ПУГАЧЕВА: Это как уж там карта легла бы тогда.
В.ПОЗНЕР: Но это было возможно?
А.ПУГАЧЕВА: Было возможно. Потому что уже сил никаких не было. Чего-то все никого не устраивало — там напишут, тут напишут. А если напишут в «Правде», то, понимаете, это все, это черный список.
В.ПОЗНЕР: Это мы с вами понимаем. Сегодня многие это забыли.
А.ПУГАЧЕВА: Да, в «Правде» статья – это черный список. Все. И у меня приют был для музыкантов из черного списка, я их за собой ставила, хотя они были солисты. Потом какое-то время они пережидали и снова уходили.
В.ПОЗНЕР: Значит, это был кураж такой, что ли? Потому что это же не глупость, вы же – человек думающий.
А.ПУГАЧЕВА: Нет, это была не глупость. Это была акция, как сейчас говорят. Акция протеста.
В.ПОЗНЕР: Ага. За честные выборы, так сказать. Понятно.
А.ПУГАЧЕВА: О, господи! Я даже сама удивляюсь, но это правда, что я могла бы такое совершить.
В.ПОЗНЕР: И куда бы вы уехали, как вы думаете, если бы вы уехали? В какую страну?
А.ПУГАЧЕВА: Да не знаю. Да куда-нибудь, наоборот, в деревню, наверное. Какую страну, господи!
В.ПОЗНЕР: То есть не Запад?
А.ПУГАЧЕВА: Нет. Я через 5 дней уже домой хочу, я совершенно не западный человек.
В.ПОЗНЕР: То есть Америка вас не манит? Или «не м?нит».
А.ПУГАЧЕВА: Не м?нит. Money-money, пусть будет «не м?нит».
В.ПОЗНЕР: Хорошо. А как вы относитесь к тому, что ваша дочь там родила ребенка?
А.ПУГАЧЕВА: Они – другие люди, понимаете? Совершенно другие, более коммуникабельные. Я, по сути своей, интроверт. Поэтому я удивляюсь, как при таком характере я всю жизнь вращаюсь и должна выходить на публику, и общаться, выходить в какие-то компании, туры. Дома тихо, приготовить что-нибудь вкусненькое — это, представляете, я. Но теперь я могу уже это рассказывать.
В.ПОЗНЕР: Не похоже. На образ, на облик не похоже.
А.ПУГАЧЕВА: Да. Но теперь я могу сказать, что я такая, понимаете? Я, наверное, все-таки и устала от того, что мне приходилось быть другой, которая мне не присуща. И плюс ответственность. Потому что каждый раз надо выходить, и все время от тебя что-то ждут. Нельзя разочаровать никого.
В.ПОЗНЕР: Когда-то давно вы говорили, что хотели бы принять участие в в таком фильме как «Цирк», например, или «Веселые ребята», сыграть какую-то роль. Даже, кажется, Михалков Никита Сергеевич говорил, что из вас получилась бы комическая старуха. А, правда, вы думаете, возможно сниматься в кино, да?
А.ПУГАЧЕВА: Возможно. Но в возрастном, да. Потому что, что у меня, что у моей дочери… Я вижу, что этот переход из девочки в женщину как-то затянулся, понимаете, из молодости в пожилой возраст. Все равно надо как-то очень смело перейти в другой возраст, чтобы и внешне, чтобы никакого кокетства, ни омоложения, ничего, чтобы я была абсолютно внутренне свободна, чтобы не хорошилась, не мачифурилась. И сыграть роль, которая, действительно, без прикрас. А мне как эстрадному человеку в кино достаточно тяжело без прикрас. И когда я привыкну к этой мысли, приду к ней, то тогда с удовольствием Михалкову скажу: «Снимай».
В.ПОЗНЕР: А вообще есть ли какая-то роль, которая, в принципе, вас бы интересовала? В пьесе какой-то, в книге?
А.ПУГАЧЕВА: Может быть, «Трамвай «Желание», типа этого. Не хочу сейчас просто говорить, потому что у меня есть одна идея. Не хочу сейчас ее раскрывать.
В.ПОЗНЕР: Хорошо. Правильно, конечно. Когда вы говорили, что вы завершаете свою карьеру на эстраде, вы сказали так: «Алла Пугачева, актриса уйдет со сцены, но наступит время другой Аллы Пугачевой». Видимо, не наступило еще?
А.ПУГАЧЕВА: Нет.
В.ПОЗНЕР: Но наступит?
А.ПУГАЧЕВА: Не знаю. Жду. У меня такие были варианты, что если даже спеть как-то раз, но только на «Рождественских встречах». Но спеть не то, что я пела, а совершенно что-то другое, как эксперимент. Это раз (то, что я себе оставила). Второе, это, конечно, давать шанс молодежи. Это у меня больное место, я безумно хочу.
В.ПОЗНЕР: А вам давали шанс?
А.ПУГАЧЕВА: Да, конечно. Ну что вы! Трифонов, Иванов – легендарные личности на телевидении и радио. Программа «С добрым утром». Знаете, мне давали шанс. Они верили. Тот же Шаинский поверил, и я шестнадцатилетняя, или 17 мне было лет, спела песню, которая стала хитом. Меня не знали. Но песню знали. То есть давали какую-то возможность проявиться. И те же Трифонов и Иванов мне сказали (Трифонов больше): «Ну-ка, замолчи. Ты можешь стать популярной, но глупой. Или подожди, роди, пощупай жизнь, узнай, что такое судьбинушка твоя, и потом уже споешь». Трудно было выбрать, со слезами, но я выбрала второе.
В.ПОЗНЕР: Другая Алла Пугачева… Вы ждете, что это просто случится, без вашего активного… Какое-то наитие, что-то внутри?
А.ПУГАЧЕВА: Как правило, да. Потому что у меня, видно, такой ангел-хранитель мощный. Мне даже стихи приходят без всяких творческих мук, а в какой-то момент раз — и льются.
В.ПОЗНЕР: Вы знаете, для меня другая Алла Пугачева – это гораздо менее, конечно, романтично, но пришла, когда я вдруг увидел, что вы стали активным общественным человеком. Я этого раньше не видел.
А.ПУГАЧЕВА: Разве я стала общественным?
В.ПОЗНЕР: Мне кажется, что да. Вы в предвыборной кампании принимали участие…
А.ПУГАЧЕВА: Понимаете, для меня это не предвыборная кампания, это поддержка моего друга Михаила Дмитриевича Прохорова.
В.ПОЗНЕР: Простите. До того вы же озвучили ролик для Путина, в свое время.
А.ПУГАЧЕВА: В этот же момент?
В.ПОЗНЕР: Нет, раньше гораздо. 4 года назад.
А.ПУГАЧЕВА: А, раньше – да. Конечно. Так это же прекрасно! Вы понимаете, я безумно хотела, чтобы и народ, и власти получше узнали Михаила Прохорова. Без этого нарицательного имени «олигарх», значит, дурной человек. Безумно мне хотелось, чтобы узнали.
В.ПОЗНЕР: А почему? Вы его хорошо знаете?
А.ПУГАЧЕВА: Я хорошо его знаю. И я знаю его порядочность, его организационность, его хозяйственность. И главное — его патриотизм. Просто патриотизм, понимаете? Настолько он любит и болеет душой за людей. Он хочет им помочь. Для того, чтобы он мог помочь… Второй у нас Путин, понимаете? Путин должен (я думала так), он должен себя окружить такими людьми как Прохоров для того, чтобы стать президентом, а не… Как бы помягче-то сейчас? Брякну что-нибудь… А не таким паханом при криминальном обществе, понимаете? А приходится ему, Путину, понимаете? Получается, что окружают его люди, с которыми трудно дышать, что-то делать. Поэтому я не отрицаю того, что в помощь…
В.ПОЗНЕР: Я вам напомню, 4 года назад вышел ролик ваш, где вы говорили следующее: «Я давно знаю Владимира Путина как умного человека, у которого слова с делом никогда не расходились и не расходятся. Сказал, не пойдет на третий срок, значит, не пойдет. Я не хочу участвовать во вселенском плаче «Путин, останьтесь, Путин, останьтесь». Я пойду и проголосую за «Единую Россию», за его партию, а, стало быть, за него. И вам советую сделать то же самое. Всегда ваша Алла Пугачева».
А.ПУГАЧЕВА: Совершенно верно.
В.ПОЗНЕР: Тогда вы считали это правильным?
А.ПУГАЧЕВА: Абсолютно правильно. Я могу только искренне говорить, понимаете? Тогда это было так. И сейчас я уже, видите, немножко по-другому. Мне кажется, что что-то надо менять и, конечно, людей нужно менять.
В.ПОЗНЕР: Скажите мне, пожалуйста. Когда были эти предвыборные кампании, меня удивило, что большое количество людей, так или иначе относящиеся к искусству, бросились быть доверенными лицами. Как и самого Путина в большей степени, некоторых других в меньшей степени. Причем, это люди успешные, состоявшиеся. Это не то, что такие, которые, может быть, так собираются делать карьеру. Что это? Как это надо понимать?
А.ПУГАЧЕВА: Да черт его знает. Не знаю. Тоже какой-то вид пиара, может быть.
В.ПОЗНЕР: Своего?
А.ПУГАЧЕВА: Своего тоже. Почему нет? Я не знаю. Я вот не смогла бы. Так уж просто. Я могу просто высказать свое мнение по поводу Прохорова, по поводу Путина, по поводу того, другого, третьего. Но не как общественный деятель, а как человек, который знает этих людей, знает ситуацию более-менее в стране, потому что общаюсь с людьми. Но так сидеть, светиться где-то — нет, я не смогу.
В.ПОЗНЕР: Вы знакомы с Путиным?
А.ПУГАЧЕВА: Конечно. А как же?
В.ПОЗНЕР: Можно ли вас спросить, почему вы согласились пойти в Общественную палату? Слово «общественная» не имеет никакого отношения, на самом деле. Это как Общественное российское телевидение.
А.ПУГАЧЕВА: Да. Но я же не сразу это поняла. Я так радостно туда побежала. Я просто думала, что я хоть как-то смогу чем-то помочь. Единственное, что я успела сделать за эти годы, — это по поводу пенсий мы ходили все время с Очировой. Чего-то добились. Но все равно. Это настолько не мое, я так устала… Не то, что устала. Я была в такой депрессии там. Во-первых, эти совещания – это не мое. Эти все симпозиумы – это не мое. И мне мешками отдавали письма с просьбами людей, которые просили у меня денег. Просто приносили мне мешок, как будто я Мать Тереза, которая должна.
В.ПОЗНЕР: У Матери Терезы денег не было, как вы понимаете.
А.ПУГАЧЕВА: У меня-то они знают, что были. И я сначала как-то даже пыталась. Но на меня это давило ужасно. Я так пережила все это. Каждое письмо – это такая боль. Это чудовищная жизненная ситуация. Читаешь и думаешь: «Как это люди живут?» Кому телевизор пошлю, кому денежек немножко… Но это же невозможно все время делать. Это катастрофа. И я уже просилась-просилась, говорю: «Уже уберите меня из этой палаты». Потому что я до Палаты это делала (отвечала на какие-то письма) и после Палаты этим буду заниматься.
В.ПОЗНЕР: Что значит «уберите»? Вы могли сами уйти.
А.ПУГАЧЕВА: Не могла, потому что надо было это доделать, то доделать. А потом уже когда мне сказали: «Потерпите до пересмотра», когда новые сроки…
В.ПОЗНЕР: И дотерпели?
А.ПУГАЧЕВА: Дотерпела.
В.ПОЗНЕР: И теперь уже нет?
А.ПУГАЧЕВА: Нет. Надо что-то по-другому. Я очень часто захожу в такие вещи, которые я не знаю. Но я на них учусь. Что в бизнесе, что радио, не знаю.
В.ПОЗНЕР: Вы были в бизнесе, да? В разном. У вас были чипсы, туфли.
А.ПУГАЧЕВА: Туфли – есть. Очень хорошие туфли.
В.ПОЗНЕР: С этим в порядке?
А.ПУГАЧЕВА: Абсолютно все в порядке.
В.ПОЗНЕР: Значит, это успешный бизнес у вас.
А.ПУГАЧЕВА: Да. Чипсы тоже не менее успешны, потому что я открыла, поняла, что это не мое, и продала это производство.
В.ПОЗНЕР: Успешно?
А.ПУГАЧЕВА: Успешно. Не в накладе. Так что не такой уж плохой бизнесмен.
В.ПОЗНЕР: Где-то вы сказали, что «из меня капиталистка не получится». Получилась.
А.ПУГАЧЕВА: Капиталистка – нет. Хоть в нулях, так сказать.
В.ПОЗНЕР: Да, конечно, для капиталиста это не очень.
А.ПУГАЧЕВА: Но я еще чем-то пыталась заняться. Радио тоже получилось.
В.ПОЗНЕР: Скажите мне, пожалуйста. Прохоров, он будет создавать партию (по крайней мере, он говорит). Если он вас позовет в партию, вы пойдете?
А.ПУГАЧЕВА: Нет. В партию – нет. Я буду рядом с ним. Это тоже не мое. Даже по имиджу не мое, понимаете? Я и так рядом с Прохоровым, я всегда ему помогу, я всегда, если что-то надо, сделаю.
В.ПОЗНЕР: Вы ему верите?
А.ПУГАЧЕВА: Да. Но я – дитя советского времени, понимаете? Для меня слово «партия» — меня уже трясет.
В.ПОЗНЕР: Но вы не были членом той партии, известной.
А.ПУГАЧЕВА: Нет. Никакой. Зазывали, но…
В.ПОЗНЕР: Не имеет отношения к личной жизни, но меня это сильно удивило. Сегодня я увидел в рекламе, что вы с Максимом Галкиным будете делать прямую линию с народом.
А.ПУГАЧЕВА: Да, это по поводу дня рождения.
В.ПОЗНЕР: Через неделю?
А.ПУГАЧЕВА: Пятнадцатого, да.
В.ПОЗНЕР: Да, поздравляю вас… Вообще-то не положено в России. Не знаю почему. А что это значит? Что такое «прямая»?.. Это ведь ассоциируется с Путиным — прямые линии с народом.
А.ПУГАЧЕВА: Один Путин, что ли, так делает?
В.ПОЗНЕР: Пока да.
А.ПУГАЧЕВА: Так я что, вторая, что ли? Как жалко. Хочу быть первой.
В.ПОЗНЕР: Может быть, откажетесь, учитывая?..
А.ПУГАЧЕВА: Нет, зачем? Это моя благодарность людям, которые сделали мою жизнь прекрасной, несмотря на то, что она была тяжеловата в некоторых случаях, и я хочу им сказать лишний раз «спасибо».
В.ПОЗНЕР: То есть они вам будут задавать вопросы?
А.ПУГАЧЕВА: Да, потому что очень много накопилось. Особенно на НТВ столько чуши. Мать честная! Раз в неделю, если не два раза в неделю обязательно я вижу себя на экране. Что-то там про меня говорят. То какие-то мужья, то любовники, то я где-то продала что-то, что-то я купила, то у меня 12 квартир в Майами… Боже мой! Это так интересно. Даже я сама смотрю и думаю: «Что еще придумают?»
В.ПОЗНЕР: Получается, они вас подают не в самом лучшем виде, а вы у них будете проводить прямую линию, повышая их рейтинг. Своеобразная благодарность!
А.ПУГАЧЕВА: Я о рейтингах никогда не думаю.
В.ПОЗНЕР: Они же очень довольны будут.
А.ПУГАЧЕВА: Да, а мне какая разница? Довольны они, не довольны. Главное, чтобы была довольна я и Макс. Потому что нам немножко это надоело и, в принципе, люди хотят поговорить. Поговорим.
В.ПОЗНЕР: Вы уверены, что вопросы будут задаваться не заранее обговоренные?
А.ПУГАЧЕВА: Не знаю. Не хотелось бы, конечно. Посмотрим.
В.ПОЗНЕР: Посмотрим. Когда 24 сентября на съезде «Единой России» тандем объявил о том, что они давно договорились о том, что вернется Путин (как вы, кстати, предсказывали)… 4 года говорили о том, что «мы обсуждаем, мы еще не знаем, мы еще не решили», и вдруг, оказывается, давно все решили. Вас это не задело никак?
А.ПУГАЧЕВА: Конечно, задело. Здесь, конечно, большая ошибка – нельзя было так. Это некрасиво. Это унижает вообще людей, которые если еще во что-то верили, теперь уж совсем не верят.
В.ПОЗНЕР: А вы и говорите, что это может быть главная беда, что нет доверия людей друг к другу и к власти.
А.ПУГАЧЕВА: Нет, к сожалению. Что-то, конечно, смешалось в доме Облонских.
В.ПОЗНЕР: А для вас есть хоть какое-то представление о том, а кто виноват в том, что нет этого доверия? Куда оно делось? Во времена Сталина народ в своем подавляющем большинстве абсолютно доверял вождю и советской власти. Только постепенно это стало уходить куда-то, но гораздо позже. А ныне не доверяет никому. Плохо очень говорит о Ельцине и о Михаиле Сергеевиче Горбачеве. Что произошло-то?
А.ПУГАЧЕВА: Большая потеря произошла. Потеря совести. Совести нет больше, понимаете? Бессовестно плохо подготовлены учителя. Порой и врачи. Совести нет у тех, кто им платит гроши, если они, например, хорошие врачи и хорошие учителя. Все как-то бессовестно неправильно. И поэтому это какое-то унизительное положение… Причем, материально народ терпит, все время выкручивается. Но он чувствует себя униженным.
В.ПОЗНЕР: Я бы даже сказал так… Я очень много езжу по стране. Народ живет явно лучше. А недоволен!
А.ПУГАЧЕВА: Недоволен, потому что они не чувствуют себя людьми, которых уважают. И, наверное, все-таки, это идет от образованности. Может быть, я ошибаюсь.
В.ПОЗНЕР: Как вы относитесь к Горбачеву?
А.ПУГАЧЕВА: Хорошо отношусь к Горбачеву. Что делать? Многие — плохо. Очень многие. Он – человек мира. Он – человек, который был в переломный момент, и тоже не во всем мог разобраться. Человек еще той закалки. Он почти как я, понимаете? То есть там, вроде как, у меня понятно, а здесь еще не понятно, поэтому я буду жить настоящим временем, но в котором я могу ошибиться.
В.ПОЗНЕР: А Ельцин?
А.ПУГАЧЕВА: Ельцин – хороший мужик, но я не очень понимала его. То есть, может быть, даже совсем не понимала. Хотя, веселый, добротный, очаровательная жена, дочь. Но что он делает, я просто не понимала. Куда кривая унесет, боже-боже.
В.ПОЗНЕР: Очень русский мужик, нет?
А.ПУГАЧЕВА: Да, очень русский. Очень по-русски. А стоит ли уж совсем-то по-русски? Надо что-то хорошее брать из истории и западной истории. Нельзя все отвергать.
В.ПОЗНЕР: У вас есть какая-то ностальгия по Советскому Союзу?
А.ПУГАЧЕВА: Нет, я прошлым вообще не живу. Единственное, у меня есть поле, васильки-ромашки. Когда я не могу заснуть, то я мысленно иду по этому полю с бабушкой, малину собираем справа в подлесочке. И мне так спокойно, хорошо, я знаю, что там будет дом, мы придем, будем пить чай с печеньем, или молоко. Ой, как это хорошо! Говорят же, что старость плоха тем, что… Что такое старость? Это мысли о молодости. Может быть, у меня это уже началось? Потому что я успокаиваю себя, ну, не молодостью – детством. Детство очень хорошее было, безмятежное какое-то. Может, доживу до старости, опять впаду в детство. А вы обратили внимание, что чем тяжелее жизнь в стране, тем больше хихикают, да? Юморят. Уже был такой период.
В.ПОЗНЕР: Да, в самый такой период были анекдоты блистательные совершенно.
А.ПУГАЧЕВА: О, да. А сейчас так все хихикают. Прохихикают еще всю страну, побаиваюсь я этого.
В.ПОЗНЕР: Да. Наш общий друг Михаил Михайлович Жванецкий говорит: «Мне теперь опять есть, о чем писать». Хорошо. Последний, пожалуй, вопрос. В интервью 1981 года вы сказали: «Меня порой беспокоит время. То время, которое летит от нас днями и годами нашей жизни. Мне хочется остановить его, спросить себя, все ли правильно, не растрачиваю ли я его напрасно? Все ли делаю так, как надо? Не разучились ли мы быть нужными, тонкими и чувственными? Успокаиваю себя тем, что это не модно. Не разучились ли любить, думая не только о себе?» Прошел 31 год. Вы еще задаете себе эти вопросы?
А.ПУГАЧЕВА: Я уже не задаю эти вопросы. Просто я практически часов не имею дома. И не ношу. Особенно ненавижу песочные часы. Иногда так страшно, когда представляете зрительно, что уходит жизнь. А когда ты понимаешь, что жизнь скоротечная, и основной период уже позади, то хочется думать о хорошем, не считать минут, а чтобы мгновение было прекрасным. Я, право, такой не была как последние годы. Я сейчас здесь, и я ищу, что прекрасного есть в этой нашей встрече.
В.ПОЗНЕР: Да. Марсель Пруст имеет к вам ряд вопросов. Вы ответили уже на главный, я вам скажу об этом. Но если бы вы могли изменить в себе что-нибудь одно, это было бы что?
А.ПУГАЧЕВА: Да я бы ничего уже не стала менять.
В.ПОЗНЕР: Какая ваша главная слабость, как вы считаете?
А.ПУГАЧЕВА: Всепрощение на сегодняшний день.
В.ПОЗНЕР: Ваш любимый цвет?
А.ПУГАЧЕВА: Вообще-то, васильковый. Но ношу я всегда только черное и белое.
В.ПОЗНЕР: Ваш любимый композитор? Если есть такой.
А.ПУГАЧЕВА: Конечно-конечно. Один у меня не может быть… Рахманинов и Скрябин.
В.ПОЗНЕР: Какой недостаток вы легче всего прощаете?
А.ПУГАЧЕВА: Я говорю, что я уже всё прощаю.
В.ПОЗНЕР: То есть, нет недостатка, который вы не прощаете?
А.ПУГАЧЕВА: Я научилась прощать и просто и мудро жить. Наверное, это не недостаток… Наверное, если ранить моих близких.
В.ПОЗНЕР: Если бы дьявол предложил вам бессмертие без всяких условий, согласились бы?
А.ПУГАЧЕВА: Нет.
В.ПОЗНЕР: Как бы вы описали свое внутреннее состояние сейчас?
А.ПУГАЧЕВА: Безмятежность.
В.ПОЗНЕР: А ваша главная черта?
А.ПУГАЧЕВА: На сегодняшний день? Великодушие.
В.ПОЗНЕР: Вот, на главный вопрос вы уже ответили, когда вас спросили, когда вы окажетесь перед богом, что вы ему скажете. Вы ответили очень близко два раза: «Я бы сказала «Сделайте меня ангелом-хранителем моих близких», и потом сказали: «А если сделает ангелом-хранителем страны, еще лучше».
А.ПУГАЧЕВА: Я даже так сказала?
В.ПОЗНЕР: Да. Вы по-прежнему так бы ответили, так бы сказали?
А.ПУГАЧЕВА: Да. Но перед этим я сказала бы: «Спасибо за интересную жизнь».
В.ПОЗНЕР: Это была Алла Пугачева. И вам спасибо.
А.ПУГАЧЕВА: И вам спасибо.
