По собственному выражению Владимира Познера, Новосибирск стал еще одним городом-остановкой в book-tour, организованном специально для презентации его новой книги мемуаров «Прощание с иллюзиями». В ходе встреч с новосибирской читательской аудиторией 14 марта Познер не делал акцента на содержании книги и призывал собравшихся проявить активность и задавать ему интересующие вопросы самим, оговорившись при этом: «В случае если таковые, конечно, будут». Познер вообще производит впечатление тактичного профессионала — журналиста, телеведущего и просто человека.
В лекционный зал Сибирского Института Международных Отношений и Регионоведения Владимир Познер зашел под аплодисменты преподавателей, студентов и представителей СМИ, опоздав минут на 10. Предложение ректора института Ольги Плотниковой «присесть с дороги» Познер скромно и учтиво отверг, заметив, что не устал, и за все полтора часа, которые длилась встреча в формате «вопрос-ответ», так и не присел на приготовленный для него стул.
Познера много спрашивали о судьбе российской журналистики в современных политических реалиях. «Тема мне насколько близка и я к ней настолько неравнодушен, что могу говорить об этом долго», — предупредил Владимир Владимирович. Познер — один из сторонников идеи создания общественного телевидения. Он говорил о необходимости его формирования даже тогда, когда к ней было приковано не столько внимания, как сейчас (в силу последних политических событий слова «За свободу СМИ» стали чуть ли не главным лозунгом последних месяцев площадных революций).
«Дела в современной журналистике обстоят не просто не хорошо, но, прямо скажем, скверно», — с этих слов Познер начал 10-минутную ретроспективу советской и постперестроечной журналистики.
«Журналистика у нас стала развиваться во время гласности, тогда вдруг стали говорить правду, показывать вещи, которые раньше нельзя было не просто показывать, но даже думать о них. Журналист стал героем. Когда выходила программа «Взгляд», улицы Москвы пустели, а за «Московскими новостями» люди выстраивались в длинные очереди. В общем, представители СМИ сами поверили в свою значимость, и совершенно напрасно. Поскольку не в этом заключалась их задача. Все закончилось с президентскими выборами 1996 года, — заметил Познер голосом университетского профессора. — Тогда у Ельцина поддержка населения была на уровне 5%, а у Зюганова — 33%. Стало совершенно понятно, что мы брали курс на возврат к компартии, пусть не в лице КПСС, но КПРФ.
Познер достаточно долго рассказывал о договоренностях между группами людей, среди которых были владельцы основных телевизионных каналов, по использованию возможностей СМИ в общем деле воздействия на общественное мнение. «Результатом этих договоренностей становится победа Ельцина во втором туре президентских выборов, — напомнил известный телеведущий. Журналисты все это время выполняли задания своих „хозяев“, постепенно становясь циниками».
С приходом к власти Владимира Путина начался новый этап становления современной журналистики, считает Познер. Новый формат СМИ начал формироваться под воздействием тех механизмов, которые были запущены «ответственными лицами» в Кремле, чтобы «по-своему» следить за средствами массовой информации. «Власть пришла к пониманию: чем меньше аудитория того или иного СМИ, тем меньшую опасность они (конкретные СМИ. — «КС») в себе несут. Если газету читают 3–4 тысячи человек — они не опасны, а значит, им можно позволить делать то, что они хотят, и писать то, о чем хотят; все, что смотрят и читают 30 млн человек, уже должно находиться под пристальным вниманием Кремля. Все это привело к тому, что у России в настоящий момент нет журналистики», — резюмировал Познер.
На вопрос о том, может ли такое положение измениться, телеведущий ответить затруднился, отметив только, что «второй гласности в России уже не будет». После этого из зала прозвучал вопрос о том, может ли Путин измениться? Познер в характерной тактичной манере ответил: «Никто из нас не может измениться, но может дать себе оценку. Путин — абсолютный прагматик и умный человек, который умеет слышать, я это знаю по личному опыту общения с ним. Но сможет ли он, учитывая его желание пробыть у власти ближайшие шесть лет и стремление войти, а не «вляпаться» в историю, сделать правильные выводы и принять верные решения — очень скоро мы это увидим».
Далее Владимир Познер отвечал на вопросы корреспондента «КС», перемежая их с ответами на вопросы аудитории.
— Вам принадлежит высказывание о «цепном псе журналистики, который должен быть в оппозиции к действующей власти». Как вы сами относитесь к сегодняшним оппозиционным настроениям в России и фигура какого общественного или политического деятеля вам кажется наиболее яркой? Разделяете ли идеи кого-то из нынешней системной или несистемной оппозиции?
— Мне не симпатичен никто из нынешних оппозиционеров, но я абсолютный сторонник того, чтобы оппозиция была. Мне, например, вообще не очень понятны определения «системная» и «несистемная». Это все равно что называть демократию «суверенной» или «управляемой». Но говоря вашими словами, системная оппозиция в России — это игра. Нужно быть очень наивным человеком, чтобы считать нынешних «системщиков» оппозицией. Мне также не симпатичны ни Боря… (Познер тут же поправил себя) Борис Немцов, которого я хорошо знаю, ни Навальный, ни Удальцов, которых я не знаю, ни Каспаров, ни Касьянов. Не симпатичны эти люди мне потому, что все они абсолютно категоричны в своих высказываниях и глухи ко мнению других, даже в отношениях друг с другом.
Позже Владимир Познер вспомнил о бывшем депутате Госдумы от партии «Наш дом — Россия» и одним из лидеров оргкомитета по митингам и акциям, сопредседателе незарегистрированной Республиканской партии России Владимире Рыжкове, заявив, что он умный и приятный человек, «но в последнее время становится похож на большевика. Вместо спокойного и взвешенного отношения к действительности в его выступлениях все чаще слышатся нотки фанатизма. Я слушал его на Пушкинской площади. И знаете, следующий его шаг, похоже, будет из разряда «Вперед, ребята, на Кремль!».
Отвечая на вопрос, почему он ни разу не приглашал в качестве гостя «симпатичного» ему Рыжкова к себе в программу на Первый телевизионный канал, Познер ответил: «Когда мы начали делать проект в формате интервью с известными личностями, у нас с руководством канала была договоренность о тех людях, которых я не могу приглашать к участию. Я сказал тогда Эрнсту: «Давайте так, вы называете мне людей, которые не должны появляться у меня в передаче, я иду на этот компромисс, но в список больше не будут вноситься все новые и новые лица». Мы договорились. Как вы понимаете, списка такого нет, и в то же время он есть. Владимир Рыжков оказался в этом списке».
«Прохоров — вот это любопытный субъект, загадка, — начал было Познер, но вдруг осекся и пару секунд молчал. — Черт, я не знаю, что вам говорить, потому что есть вещи, которые я не могу говорить. В общем, Михаил Прохоров, конечно, обучаем. Он явно не из тех, кто родился с умением говорить как политик, так же как и Зюганов в свое время. Взгляды Прохорова прогрессивны и куда более предметны, чем у большинства наших политиков. Я не знаю, кремлевский он проект или нет. Меня, к слову, это не капли не смущает. Он в Москве набрал более 20% — вот что интересно, и это уже не проект. Это что-то другое. Я у него был дома, он меня пригласил поужинать. Было трудно согласиться, опять же потому, что считаю — журналист не должен общаться с человеком, «ломать с ним хлеб», а потом в эфире задавать неудобные вопросы. Но профессиональное любопытство победило тогда. Приглашение я принял. Не буду вдаваться в подробности этой встречи. Я только могу сказать, что это — человек с пониженной эмоциональностью, который хочет доказать всем, что он может. В этом смысле он искренен. Но думаю, в свое время, в детстве или юности, у него были большие комплексы».
— Почему, по вашему мнению, энергия протеста пошла на убыль? Что пошло не так: лозунги закончились или народ устал?
— Идея «За честные выборы» себя изжила, люди высказались, выборы прошли, и демонстрировать больше нечего. Энергия протеста не схлынула, но предмета для него сегодня как будто нет. Нужно понимать, что путинский электорат — это люди, которым больше 55 лет, не имеющие высшего образования, малого достатка, и вы будете смеяться, это в основном женщины. В числе протестовавших на площадях — народившийся средний класс, количественно он будет и дальше расти. Но чем это все закончится, я уж тут не берусь судить.
— Владимир Владимирович, поделитесь профессиональным секретом, как будучи в оппозиции к действующей власти работать на Первом федеральном канале?
— Я никогда не был диссидентом, инакомыслящим по отношению к власти. С чем то я могу не согласиться, но при этом остаться журналистом. Моим политическим пристрастиям, а они есть, нет места в эфире. Работа в качестве телеведущего на Первом канале — сделать так, чтобы зритель понимал, что происходит вокруг. Я не собираюсь баллотироваться в Госдуму, у меня нет политических амбиций. При этом Путин прекрасно знает, кто я такой, что нет задачи «мочить» власть, но если что-то покажется неправильным, я это скажу. В общем, нет повода закрыть мою программу, поэтому на Gервом канале работать «так» можно. Кстати, Константин Эрнст является в каком-то смысле моей «крышей». Когда кто-то чем-то недоволен — звонят ему, мне звонить бесполезно.
Заканчивая в тот день встречу с новосибирцами, Владимир Познер решил добавить немного позитива и рассказать собравшимся об известных в России деятелях, с которыми ему удалось встретиться в последнее время и которые произвели на него самые сильные впечатления. Помимо упоминавшегося уже Михаила Прохорова, Познер вспомнил губернатора Краснодарского края Александра Ткачева. «Недавно меня совершенно потряс губернатор Краснодарского края. В процессе общения с господином Ткачевым и после нескольких его реплик он показался мне настоящим троглодитом. Я привел ему одно его высказывание о «людях с фамилиями, заканчивающимися на «-дзе», «-швили» или «-оглы», которых следует относить к незаконным мигрантам» и чуть ли не преступникам, после чего я задал ему прямой вопрос: «Вы — расист?». На это господин Ткачев ответил, что «они» размножаются, как кролики, и за это их никто не любит. Я просто не поверил своим ушам. В завершение нашего диалога с губернатором я решил задать ему пару вопросов, сославшись на «своего приятеля, Марселя Пруста». Оказалось, что губернатор его не знал, и переспросил меня «А кто это?» Понимая, что он не шутит, ответил ему, что «это такой французский писатель». «Он еще жив?» — была реплика Ткачева, на что я заметил: «Нет, но у меня с ним сложилась очень хорошая связь».
«Сильнейшее впечатление на меня Ткачев в тот момент произвел», — резюмировал Владимир Познер и после раздачи автографов и фотосессии со всеми желающими покинул Новосибирский СИМОР.
В тот вечер известного российского телеведущего ждали еще в магазине «Плиний Старший», куда новосибирцы пришли за очередной порцией автографов.
Автор: АЛЕКСАНДРА ЕВДОКИМОВА
Источник
Владимир Познер в программе «Стенд» с Евгением Ениным в Екатеринбурге
Демократия – это состояние мозгов
В первой половине дня Владимир Познер пообщался с журналистами, затем посетил Сибирский институт международных отношений и регионоведения (СИМОР). Высшая школа политики на базе СИМОРа начала новый курс занятий по программе «Новые политические тренды в современной России и зарубежных странах». В рамках курса Познер провёл там презентацию своей книги и пообщался с преподавателями и студентами вуза.
Демократия – состояние мозгов
– Вы живёте на три страны. И нередко говорите, что родины у вас нет…
– Скажем так, у меня нет чувства родины. Да, у меня три паспорта, я гражданин США, Франции и России. Гражданин мира звучит красиво, но я всегда не до конца понимал, что стоит за этим словесным оборотом. Есть ещё одно ругательное слово – космополит. В том смысле, что у меня нет ярко выраженного чувства родины, я и есть космополит. Так жизнь сложилась, что я жил не в одном месте. Всё время обстоятельства меня выдергивали из моей среды. Это не плохо и не хорошо, так сложилось.
– Может быть, поэтому вы позволяете себе довольно резкие высказывания по отношению ко всем странам и режимам? Вот, говорите, что в России демократии нет…
– Говорю. Нет демократии. Её нет не потому, что есть люди, которые её ущемляют. Нет потому, что её нет в мозгах. Так называемая «демократическая оппозиция» является большевистской. Она категорична, она не слушает никого, кроме себя. Она не допускает существования другого мнения. В адрес того, у кого другое мнение, звучит перечень разных матерных выражений. И это с двух сторон. С одной — «болотная слизь, предатели, идиоты», с другой — «воры, убийцы, кровавый режим». При чём тут демократия, я не понимаю.
Демократия – это состояние мозгов. В России пока мозги не демократические. Мы ещё живем в советской России. Потому что люди, управляющие страной, родились и выросли в СССР, ходили в советскую школу, были пионерами, комсомольцами, многие из них были членами КПСС. Они сформированы этой страной. Ну какие они демократы? Когда-то я брал интервью у Ельцина, когда он был в опале, и спросил его: «Борис Николаевич, вы демократ?» Он ответил: «Конечно нет. Вы же знаете, в какой стране я родился и вырос». Умный ответ, и главное — честный. В западных странах демократия вырастала долго, прежде чем стала системой. И в России это тоже неизбежно.
Власть и журналистика
– Вы считаете, что журналист всегда должен быть в оппозиции к власти. Поясните своё мнение.
– Да, я так считаю. Наша задача — обращать внимание на проблемы, на то, что не в порядке. За это нас не любят, и любить не должны. В Англии журналисты не говорят своим детям, где они работают, потому что детей за это в школе бьют.
Кто, кроме журналиста, громко скажет о проблеме, чтобы все это услышали? Кто доведёт это до общественности, до власти? Никто. Власть сама не скажет о том, что что-то не в порядке. В этом смысле мы в оппозиции. Лаем, как цепные псы. Или свистим, как полицейские.
Но мы не решаем проблему, и никто не должен требовать от журналиста, чтобы он решал. И даже чтобы он подсказывал, как решать. Это не его вопрос. Его задача сделать это достоянием гласности, невзирая на собственные политические пристрастия. Они никого не интересуют. Будь любезен рассказать и показать как можно полнее, а решать будет читатель, слушатель, зритель. Вот это и есть оппозиция журналистская, а не политическая.
– Российская журналистика сейчас находится в довольно плачевном состоянии. Есть ли выход из этой ситуации?
– Российская журналистика находится в плохом состоянии по трём причинам. В СССР журналистики не было, была пропаганда, а журналистов называли «солдатами идеологического фронта». Появилась журналистика только во время гласности при Михаиле Горбачёве. Не было тогда популярнее человека, чем журналист. Когда по телевизору показывали программу «Взгляд», улицы Москвы вымирали, все смотрели телевизор. За такими изданиями, как «Московские новости» и «Огонёк», люди вставали в гигантские очереди к киоскам печати.
И в какой-то момент журналистам показалось, что они и есть спасатели, что они решают судьбу страны. И в итоге это привело к очень негативным результатам. В 1996 году во время президентской кампании, когда Борис Ельцин избирался на второй срок, журналисты перестали быть журналистами и начали заниматься пиаром. Если помните, тогда рейтинг у Ельцина был 5%, у Зюганова – 33%. Тогда владельцы СМИ, и в первую голову телевидения, а именно ОРТ, которым владел Борис Березовский, и НТВ, которым владел Владимир Гусинский, договорились, что они сделают всё возможное, чтобы не дать слово главному противнику Ельцина Зюганову, будут «мочить« его и всячески поднимать рейтинг Ельцина.
– Бесплатно?
– Не бесплатно, конечно. Правда, речь не о деньгах, а о причастности к власти. Тогда в первом туре Ельцин не выиграл. Был второй тур, во время которого генерал Лебедь (тоже после закулисных переговоров) попросил своих сторонников отдать голоса Ельцину. В итоге победил Ельцин. Журналисты сегодня вам скажут: мы не продавались, мы честно не хотели, чтобы вернулись коммунисты. Может быть. Но, тем не менее, нельзя быть немножко девственницей. А тогда они потеряли свою девственность.
Вот с этого момента отношение к журналистам в России стало меняться. В целом в обществе не доверяют журналистике как таковой. Доверяют отдельно взятым и немногим.
Ещё одна причина упадка журналистики – вертикаль Путина. Страну он получили от Ельцина в тяжелейшем состоянии. И он правильно решил, что единственный способ как-то её собрать снова – это установить жёсткую вертикаль власти. И это сказалось, конечно, на журналистике, и особенно на телевидении. Основные ограничения применяются к федеральным каналам – Первому, «России» и НТВ. А журналисты пошли на очень серьёзные компромиссы. Забыли, что у них долг перед аудиторией, которая их читает, слушает или смотрит. Они должны не врать, не говорить полуправды. Мне на это говорят – страшно. Да разве страшно? Вот в советское время – да, там было страшно. А сейчас-то что? Ну, выгонят. Так пойдёте в другое место. Когда мне говорят, что страшно, я всегда вспоминаю строчки Евгения Евтушенко:
Сосед учёный Галилея
Был Галилея не глупее,
Он знал, что вертится Земля,
Но у него была семья…
Герои нашего времени
– А вам приходилось идти на компромиссы?
– Вообще жизнь без компромиссов не бывает. Вопрос в том, какой он, этот компромисс. К примеру, есть люди, которых я до сих пор не могу пригласить в свою программу. Я же работаю на Первом канале, канал покупает мою программу. Генеральный директор Константин Эрнст имеет право знать, кого я собираюсь приглашать. И он может сказать в ответ, какого героя он не хочет видеть. С самого начала мы с Эрнстом договорились о том, кого я не могу приглашать в свою программу. Это компромисс? Да. Но не предательство.
– На ваших передачах побывало в качестве гостей немало людей. Каким вам видится современный «герой нашего времени»?
– Думаю, герой нашего времени — это по-прежнему Печорин. Человек, безусловно, не очень симпатичный. Но наш современник именно такой. Он циничен, он стремится к деньгам, мало кому верит, если вообще кому-то верит. И он довольно одинок. Разве что Печорин XIX века отличается от современного героя тем, что более воспитан, эрудирован, интеллигентен, образован…
Если мало — заработай
– Вы не замечены в активном продвижении своих детей, хоть родных, хоть приёмных. Это ваша принципиальная позиция? Или дети сказали: «Папа, не надо, мы сами»?
– Я сторонник того, что каждый должен сам добиваться всего. Расскажу одну историю. Мне в детстве выдавали на карманные расходы 50 центов в неделю. Когда я сказал отцу, что это маловато, он ответил: «Если тебе мало, заработай их». Я пошел работать разносчиком газет. Вставать приходилось очень рано – в 5 утра я уже забирал газеты и разносил по адресам. Денег мне не платили, но я имел право в праздники ходить по домам и говорить: «Здравствуйте, я ваш разносчик газет. Поздравляю вас с праздником». И мне давали на чай. В День благодарения я «заработал» 100 долларов. По современным меркам это тысячи две. Огромные деньги для 9-летнего мальчишки. Но однажды я проспал и пришёл не в 5, а в 5.30. Хозяин уже сам разнёс газеты и сказал мне: «Ничего страшного, что ты опоздал. Но помни, если опоздаешь ещё раз, то работу получит другой мальчик. Желающих много». Эта история так меня поразила тогда, что я всегда стараюсь помнить, как много «мальчиков» до сих пор желают получить моё место.
– Владимир Владимирович, а что у вас с пальцами – все пластырями заклеены?
– Это я спортом активно занимался. Пальцы – это так, мелочь. У меня и лучевая кость сломана, и вращательная манжета у плеча разорвана. Нужно операцию делать, да всё некогда…
Источник