Я не боюсь ничего, кроме акул. Но их я боюсь панически.
Когда мне шел седьмой год и я плыл с родителями на португальском судне «Сибонэ» из Лисабона в Нью-Йорк (о чем я как-то писал в прежней колонке), где-то в районе Бермуд была обнаружена туша кита, привлекшая внимание не только капитана судна, но и целой своры акул. Акул, понятно, привлекло китовое мясо, а капитан надеялся обнаружить в китовом жире серую амбру — крайне дорогое вещество, используемое для изготовления духов.
«Сибонэ» с великим трудом взяло на борт тушу, матросы разрезали ее и забили в бочки, которые плыли с нами до самого Нью-Йорка, распространяя тошнотворный запах. Было невозможно представить себе, что нечто столь дурнопахнущее хранит в себе основу для благовония.
Оставленные без обеда, акулы бесились, чуть ли не выпрыгивая из воды. Матросы решили поймать одну из них, для чего был взят канат, к которому привязали огромный железный крюк с насаженным на него шматом сала. Выстроившись вдоль нижней палубы, матросы стали передавать канат друг другу, крюк с салом понесся по воде, и его тут же взяла акула. Усилиями всей команды ее вытащили на палубу. В ней было, как показалось мне, стоявшему с остальными пассажирами на второй палубе, непосредственно над бившейся акулой, метра четыре. Через несколько минут она замерла. Один из матросов взял топорик и стал бить им по акуле, топорик же отскакивал, словно от железа, не оставляя никаких следов. Тогда матрос ткнул акулу пальцем в глаз. И каким-то молниеносным движением она отхватила ему руку по локоть. Фонтан крови ударил вверх прямо на меня, а рука матроса осталась торчать из пасти акулы. Ничего страшнее я в своей жизни не видел.
Прошло много лет — не менее тридцати. Однажды мы с супругой получили приглашения из посольства США в Москве на просмотр нового (тогда) фильма Спилберга «Челюсти». Кто видел этот фильм, его не забыл — это совершенно точно. Для тех, кто не видел, скажу, что это кино о гигантской акуле, которая сжирает всех подряд. Страшно, аж жуть, причем страшна не сама акула, а ожидание ее появления, перед которым звучит музыкальная тема, так называемый «мотив акулы».
На следующий день после просмотра мы уехали в отпуск в Пицунду. Как только приехали и устроились, я пошел купаться. Плаваю я прилично. Вот выплыл я метров на сто пятьдесят и вдруг «слышу» этот самый мотив. «Не будь идиотом, — говорю я сам себе, — нету в Черном море никаких акул, кроме маленьких катранчиков, плавай себе в удовольствие». Тем не менее я разворачиваюсь в сторону берега и превращаюсь в человека-торпеду, побивая все мировые рекорды. Я, можно сказать, продолжаю плыть кролем по самому пляжу, такова была сила обуявшего меня страха.
Несмотря на то, что бояться было абсолютно нечего, тот давний и глубоко засевший детский страх сработал на все сто. Страх фантомный, но определивший в тот момент мое поведение. И «логические» соображения были совершенно бессильны.
К чему я это? А вот к чему.
В нашей стране очень долго существовала настоящая цензура. Ни одна статья в печати, ни одна передача по радио или на телевидении не могла появиться без цензорской печати «разрешено». Не было журналиста или редактора, который бы не понимал, что за не понравившееся «там, наверху» слово он может не только потерять работу, но и лишиться свободы. Даже мы, пропагандисты «Радио Москвы», обращавшиеся к зарубежной аудитории и потому имевшие большую свободу маневра, понимали, какими «оргвыводами» нам грозит «отсебятина». Сейчас же цензуры нет. Журналистам не грозит ни тюрьма, ни психушка, ни изгнание из профессии (то есть из всех средств массовой информации) за написанные или сказанные нами слова. Но тем не менее мы говорим все меньше и меньше, все более робко. И все потому, что власть прекрасно понимает, как работает описанный выше механизм. Ведь стоит нас немного припугнуть, и мы, услышав знакомый мотив, разворачиваемся в сторону берега и, превратившись в людей-торпеды, плывем что есть силы к мелководью.
