Владимир Познер — безумно занятый человек. К тому же только что «переживший» юбилей. Так что, понимал я, просить его об интервью бесполезно. Тем не менее (или — тем более) пошел на встречу с известным телеведущим в Еврейском культурном центре на Большой Никитской. Он был, как всегда, артистичен, умен, остроумен, охотно отвечал на вопросы из зала (это были, в основном, записки). После встречи я подошел к Владимиру Владимировичу и спросил, не возражает ли он против публикации некоторых записанных мною вопросов и его ответов, и, естественно, получил «добро».
— Как вы относитесь к американскому патриотизму?
— Если вы бывали в Америке, то видели, сколько американских флагов реет повсюду: в больших и маленьких городках, на каждом частном доме. Вы приходите на стадион, на встречу по бейсболу, американскому футболу, хоккею. Каждая игра — каждая! — начинается с того, что на поле выходит человек и не «под фанеру», а живьем начинает петь гимн США, все встают. Патриотизм? Безусловно. В Америке каждый день уроки в школе начинаются с того, что каждый ученик, от первоклашки до баскетбольного роста выпускника, прикладывают правую руку к сердцу и говорят слова клятвы на верность Америке. Хорошо это? По-моему, это уже перебор. Французы тоже патриотичны, но им и в голову не придет демонстрировать это на людях, они просто уверены, что они лучше всех.
— Какая, по вашему мнению, идеология у Соединенных Штатов?
— Я не знаю, какая у них идеология, я знаю некоторые принципы, которые исповедует эта страна и которые выражены в преамбуле Декларации независимости, принятой в 1776 году. А написано там следующее: «Мы считаем эти истины самоочевидными: человек наделен Создателем некоторыми неотъемлемыми правами. Правом на жизнь, на свободу и на поиски счастья». Вот вам и вся идеология.
— Как вы относитесь к конфедерации как возможной форме существования сегодняшней России?
— Попытка создать конфедерацию в Америке окончилась, как известно, гражданской войной, в которой погибло больше американцев, чем в какой-либо другой войне. Сколько же малюсеньких конфедерантов образовалось бы на территории России? Сто? Сто пятьдесят? И как бы эти «швейцарии» взаимодействовали между собой? Что-то я себе плохо это представляю.
— Будет ли когда-нибудь в России реальная свобода слова?
— Скажите, а мое существование — это свобода слова? А Владимир Соловьев — это не свобода слова? А Савик Шустер? Вам бы хотелось, чтобы он материл президента? Это, по-вашему, свобода слова? Возьмите газеты. В них есть всё: и крайне левые взгляды, и крайне правые, где президента несут по кочкам. На телевидении — нет. В мире вообще не существует оппозиционного телевидения. Потому что эфир не может быть оппозиционным! Кого в России, покажите мне, посадили, кого арестовали, кого выгнали за свободу слова? Когда началась война в Ираке, мой хороший знакомый, известный американский журналист, выступил с ироническим пассажем насчет возможности победы Америки в этой войне. Его выгнали. Якобы за то, что это непатриотично. Вот когда случится то, что свободы слова в России нет, я здесь выступать не буду.
Говорят, при Ельцине свобода слова была. Но я хочу вас спросить: а что НТВ, принадлежавшее Владимиру Гусинскому, не было партийным телевидением? Да, это было самое профессиональное телевидение России, но оно было партийное.
Мы плохо понимаем, что такое свобода слова, но очень хорошо понимаем каприз: я хочу. Что хочу, то и ворочу. Один из судей Верховного Суда США сказал: «Вы не имеете права кричать «пожар» в битком набитом помещении только потому, что вам хочется кричать. От вашего крика может случиться несчастье…» Свобода слова, как всякая свобода, это штука ответственная — вот что я хотел бы подчеркнуть в заключение.
— Ваше мнение о суде присяжных?
— Суд присяжных иногда ошибается, но это суд, а не тройка. Я бы сделал, как в Америке: с обвинительным приговором должны быть согласны все 12 человек. Сажать человека, иногда надолго, необходимо с согласия всех присяжных. Если хоть один против, обвинение с подсудимого снимается. А у нас обвинительный приговор принимается при соотношении голосов 7:5. Что такое 7:5? Это черт те что! А ну как расстрел? 7:5? Слава Богу, пока у нас смертная казнь не применяется, но очень многие ратуют за неё. У нас нет опыта суда присяжных, но если его не иметь, не развивать, это плохо кончится.
— Как вы относитесь к введению в школе закона Божьего?
— Отношусь к этому исключительно плохо. Я считаю, что изучать религию полезно, но преподавать в школе её должен светский человек, а не раввин, поп и так далее. У нас светское государство, и я не хочу, чтобы мои деньги, то есть налоги, которые я плачу, шли на это. Об этом я говорил много, громко и неоднократно.
— Что вы скажете об антисемитизме в России?
— Если и есть какой-то антисемитизм, то — не государственный. Когда я приехал в эту славную страну, это был государственный антисемитизм. Сейчас этого нет. Есть бытовой антисемитизм, но и бытовой антиамериканизм, антиафриканизм и так далее. Понятно, почему они есть — это российская традиция. Об этом не говорят, не принято говорить, но все это есть.
— Сталкивались ли вы с проявлением ксенофобии в ваш адрес?
— Конечно, и неоднократно. Начать хотя бы с того, что меня не приняли в МГУ, поскольку, как мне потом было объяснено, у меня фамилия не очень православная, а биография вообще безобразная. Но в результате всё же приняли, я учился на биофаке. Помню, врезал однажды одному студенту геологического факультета МГУ за «жидовскую морду», адресованную, правда, не мне, а моему товарищу. Меня потащили в милицию, составили протокол, я его подписал, повели меня к начальнику. Сидит, что-то пишет, иногда на меня поглядывает. Потом обращается ко мне: «Ну, расскажи, как дело было». Я рассказал, он спрашивает: почему ты так плохо говоришь по-русски? Ну, я объясняю, что только что приехал из Америки. «Значит, в Америке вот так разрешают споры: кулаками? А у нас — Советский Союз! Вот если ещё раз тебя оскорбят, приходи к нам, пиши заявление» (смех в зале). Тут он рвет протокол и отпускает меня на все четыре стороны. Я выхожу из кабинета, закрываю дверь, оборачиваюсь и читаю табличку: начальник такого-то отделения милиции подполковник Коган А.С. Прошло много лет, я стал появляться на телевидении, однажды раздается телефонный звонок: «Это Коган говорит. Помните? Ну что, всё еще размахиваете кулаками?»
— Есть ли, по вашему мнению, успехи правления Путина?
— Я считаю, есть. Для рядового человека успех правительства заключается в простом: есть деньги в кармане, есть что купить в магазинах. И есть уверенность, что завтра будет так же. Я очень много езжу по стране, спрашиваю людей. Много ещё трудностей, но многое изменилось к лучшему. Вы помните совершенно пустые полки в 90, 91-м годах? Даже очередей не было, потому что торговать было нечем. Вы помните эти крики: «Больше килограмма в одни руки не давать?» А когда открылся «Макдональдс» на Пушкинской площади, там дежурила конная милиция. Вы это помните? Конечно, непорядка много, но умейте сравнивать!
— Если бы у вас был выбор, то в какой стране вы бы хотели жить?
— У меня есть выбор, поскольку у меня не одно гражданство. Я могу уехать в любую минуту. То, что я живу и работаю в России, и есть мой выбор.
— Вам нравятся книги Елены Трегубовой «Байки кремлевского диггера» и Александра Солженицына «Двести лет вместе»?
— К первой книге я отношусь хорошо. Что касается книги Солженицына, я не согласен ни с одним из его выводов.
— Как вы относитесь к пародиям на вас и вашу передачу?
— По-разному. Иногда эти пародии смешны, талантливы, иногда — нет. Но если на тебя делают пародии, пишут рецензии — это уже хорошо. Знаете, как говорят американцы? Не бывает плохих статей, кроме некролога…
— Вы работаете на Первом канале?
— Нет, Первый канал покупает нашу продукцию — вот и всё. Я не служу на телевидении, у меня нет кабинета, нет секретаря, я работаю дома.
— Ваша дочь, кажется, живет в Германии. Кто она по профессии?
— Катина фамилия Чемберджи — это фамилия ее матери, моей первой жены Валентины. Её отец был композитором, видимо, от него музыкальность передалась Кате, она композитор и пианист. С мужем, тоже композитором, они уезжали в Германию на какое-то время, но получилось — навсегда. У них двое детей. Дочь успешно работает и как композитор, и как концертирующий пианист. Что касается Германии… Не знаю, как другие, но я бы жить там не смог. Я понимаю, что нынешние немцы — это не ТЕ немцы, но, повторяю, жить там не смог бы, это выше меня. Бывая в Германии, я, конечно, делаю подобающее лицо, но, когда слышу их замечательную речь, лицо мое опадает.
Текст: Владимир Нузов
