Как обустроить Россию

Заранее прошу извинить меня за то, что позволил себе взять в качестве заглавия к этому “размышлизму” название труда Александра Солженицына. Спешу заверить всех, что я отношусь к писателю с совершенным почтением, даже восхищением, никакой злонамеренности в моем поступке нет. И не плагиат это, поскольку, не таясь, признаю: не мной придумано это название. Но оно точно выражает то, о чем собираюсь писать. Поэтому взял.

С тех пор как я вернулся в Россию после почти шестилетней работы в США (в феврале 1997 года), я стал ездить по стране, встречаясь со своими зрителями. Так, за полтора года я побывал в двадцати пяти городах Сибири, Урала и Центральной России.

Встречи эти необычайно интересны для меня и еще более полезны. Не стану повторять набившую оскомину аксиому о том, что Москва — не Россия, но скажу, что, выезжая за пределы Москвы и разговаривая с людьми, для которых столица есть нечто далекое и маняще-отталкивающее, получаешь гораздо более точное представление об образе мыслей россиян.

Разумеется, я отдаю себе отчет в том, что на встречи со мной приходит “моя” публика, то есть, люди, которые в своем большинстве придерживаются того, что я позволил бы себе назвать прогрессивно-либеральным мировоззрением, а коль скоро это так, можно сказать, что я получаю лишь ограниченное представление о настроениях людских — ведь целая прослойка, а то и слой, меня игнорирует. Так, да не совсем. Когда я попадал в так называемый “красный пояс” — Курск, Белгород, Орел — приходили вполне “не мои” зрители, приходили даже (это было в Орле) люди, стремившиеся сорвать встречу, представители так называемой “русской партии”, на самом деле национал-фашистской, которые, как легко догадаться, моих передач не смотрят. Интересно, что они ничего не сорвали и, более того, вступив со мной в открытый диспут, были осмеяны залом за полным отсутствием хоть каких бы то ни было аргументов в пользу своей троглодитской “философии”.

Так что публика, конечно же, бывает разной. Вместе с тем, некоторые вопросы повторялись в каждом городе, особенно один, который, как мне показалось, характеризует не только сиюминутное состояние умов, но и менталитет россиян. Вопрос такой: “А что мы можем?” Этот вопрос задается не с интонацией искреннего интереса, мол, подскажите, что нам сделать, чтобы жить стало чуть легче, а с интонацией, явно говорящей об убеждении спрашивающего в том, что уж он-то, да и все остальные, ничегошеньки сделать не могут — делать должно государство, которое, будь оно трижды неладно, ничего не делает.

В такой постановке вопроса и проявляется характернейшая черта менталитета рядового — и не столь рядового — россиянина: убежденность в собственном бессилии — и в том, что государство обязано отвечать за его благополучие.

Я обычно отвечаю примерно следующее.

Когда мы говорим “государство”, мы на самом деле имеем в виду власть. Так вот, власти абсолютистской (царская) или тоталитарной (КПСС) чрезвычайно важно, чтобы народ верил, будто он, народ, не может ничего, а она, власть, может все. При наличии такой веры человек смотрит на власть снизу вверх, он зависим и не сомневается в своем бессилии. Поскольку подобный взгляд внушался нам в течение веков, не удивительно, что он стал нашей второй натурой. Этот засевший в наших головах строй мыслей развил в нас целый комплекс малосимпатичных качеств. Например, нашу покорность, наше безразличие ко всему, что не касается нас персонально, нашу, простите за грубость, хитрожопость (всесильную власть можно только обмануть, с ней нельзя говорить открыто и надеяться на победу в споре), нашу вороватость, нашу, я бы сказал, шизофреничность, которая выражается в том, что наше с вами общественное лицо зачастую сильно отличается от нашего же домашнего лица.

Правда, с последним за прошедшее десятилетие произошли заметные и весьма обнадеживающие изменения. Как бы ни любили ерничать иные по поводу перестройки и гласности, приходится признать, что мы перестали говорить, оглядываясь через плечо: не подслушивает ли кто и не приедет ли за нами “черный воронок”? Благодаря средствам массовой информации, особенно телевидению, которое только ленивый не ругает, люди стали намного смелее. Конечно, смелость еще не вошла в наше нутро. Полагаю, не слишком-то трудно было бы и вернуть большинство из нас в прежнее состояние, восстановить то, что незабвенной памяти Ильф и Петров называли “страной непуганых идиотов”.

Но я отвлекся.

Итак, в качестве первого шага необходимо избавиться от убеждения, что государство нам “должно”. Во-первых, оно не должно ничего, во-вторых, до тех пор, пока мы будем считать, что оно “должно”, мы сами не будем делать ничего. А далее нужно принять за святое и неукоснительное правило твердо выполнять свой гражданский долг. Что я имею в виду? Например, голосовать. Да не просто голосовать, а выбирать, то есть, осознанно поддерживать своего кандидата не на основе личной симпатии или антипатии, а имея ясное суждение о его конкретных делах. Требует времени? Бесспорно. Хлопотно? Разумеется. Не всегда просто получить информацию о всех кандидатах? И это факт. Но, простите, кто сказал, что быть гражданином просто?

Давайте договоримся: мы хотим быть гражданами, мы хотим контролировать власть, чтобы она работала на всех нас? Тогда придется сделать усилие. Или мы хотим быть быдлом, которое, не делая ничего, брюзжит по всякому поводу?

Так что, если вы спрашиваете, что мы можем сделать, я отвечаю: действовать как граждане — увидите, как быстро мы почувствуем результаты.

И еще одно: “перестаньте писать в подъезде”.

Тут обычно зал — неважно в какой части России — взрывается аплодисментами.

Владимир Познер (январь 1999 года)